25.07.07. |
Перепечатывается из журнала |
Обложка немецкого журнала "Die Drei", N.5, 2004. |
В потрясающе драматической форме переживают сегодня современные сообщества бывших социалистических республик личностные и сущностные кризисы, происходящие из-за духовного, культурного, социального, экологического и хозяйственного развала, ставшего наследием старой идеологии. Так же, как Запад, который после 1990 г. очень быстро вернулся к прежнему привычному образу, абсолютной биполярной разобщенности между «атлантически-западными» и «евразийско-российскими» (не русскими!) сферами существования, Россия переживает сегодня новое пробуждение «евразийской идеи», становящейся все более популярной в последние десять лет.
Благодаря колониальной экспансии российского царизма на Дальний Восток, в Центральную Азию и на Кавказ (1806—84 гг.), с середины XIX столетия в среде русской интеллигенции возникла дискуссия об отношении России к Азии и об исторической роли России.
Сибирские и азиатские области царской империи предстали в новом свете. Давая характеристику отношения России к покорённым степным народам Азии, ее подкрепления искали в древних зороастрийских легендах о борьбе между созидающим культуру земледельческих народов Богом Света Ахура-Мазда («Иран») и разрушающими культуру кочевыми народами с их Князем Тьмы Ариманом («Туран»). Получила распространение та точка зрения, что Россия в Азии должна выполнить «иранизирующую» культурную задачу, «потому что русские являются не только европейцами, но и азиатами». «Столкновение» между «европейской» земледельческой и городской цивилизацией, имеющей интеллектуальную подоснову с одной стороны, и «азиатской» сущностью кочевых народов с другой стороны отразилось в глубоком духовном и социальном кризисе, который привел к революции. «Туранская Азия» стояла за разрушение старого мира, революцию существующих отношений. Понятия «Иран» и «Туран» стали символическими метафорами душевного и личностного конфликта.
Благодаря экспансии в Центральную Азию, царская Россия достигла той области, которую Британская империя рассматривала как сферу своих жизненных интересов. С британской точки зрения русское продвижение было направлено к Индийскому океану, а потому и против самой Индии. Борьба за влияние и привилегии, которую британцы подчёркнуто называли «Большой игрой» («The Great Game»), показана в романе Редьярда Киплинга «Ким».
Одним их первых защитников российского влияния в Азии был бурят Пётр Бадмаев (1851— 1919), (буряты — причисляемый к монголам народ, живущий на юге и востоке от озера Байкал). После окончания университета он служил в Азиатском отделении Министерства Иностранных дел (1875—93 гг.) и одновременно преподавал монгольский язык в Петербургском Университете. Кроме того, будучи бурятским ламаистом, он изучал тибетскую медицину. Благодаря своим дипломатическим и политическим способностям он попал в узкий круг советников при царе Александре III, который даже стал его крёстным отцом, когда Бадмаев принял православие.
В 1893 году П.А. Бадмаев передаёт царю меморандум, в котором предлагает построить железную дорогу в Китай. Во всём ламаистском мире «белые цари» восславляются как воплощения Тара. Поэтому Россия, ее культура и религия для них привлекательны. Русское вторжение в Азию даже желательно. Согласно одному предсказанию, через семь столетий после Чингисхана «прорвутся из России белые дороги» и Монголия покорится «белым царям». После освобождения русские должны объединить монголов и китайцев, чтобы работать над обновлением царства, пошатнувшегося из-за западных властей.
Через несколько лет, в 1896 году, Бадмаев сообщает царю, что во время своей поездки в Монголию он от многих лам слышал предложения по распространению власти царя в ламаистской Центральной Азии. У России должен быть контроль над Тибетом, который является ключом ко всему буддистскому миру. С такими же предложениями он обращался к престолонаследнику Николаю, придворным врачом которого был, пока его соперник Распутин, также и из внешнеполитических соображений, не заменил его на этом посту.
Князь Э.Э. Ухтомский (1861—1921), тогдашний сотрудник архиконсервативного князя Мещерского и редактор «Петербургских ведомостей», был близок к молодому царю Николаю II, сопровождал его в восточно-азиатском путешествии в 1890 году. Ухтомский был знаком с Е.П. Блаватской, был сторонником теософии и оккультного буддизма. Он одним из первых защищал положение о сущностном родстве России и Азии и написал в 1904 году, что «панмонголизм» не является для царского правительства опасностью, потому что все идеи мировой империи язычества и средневековья, то есть также монгольских народов и вообще всей Азии, перешли к России». В то время, когда британская империя эксплуатировала народы Азии, царское судопроизводство выступило с принципом равноправия.
Идея государственности России была сродни менталитету и мировоззрению азиатов. Центр российской политики в Азии, по мнению Ухтомского, находился в Бурятии. Интенсивная лоббистская политика Бадмаева и Ухтомского была связана с тибетским ламаизмом под предводительством девятого Панчен ламы Чокии Нии-мы (1883-1937). Особую роль сыграл при этом другой урождённый бурят, лама Агван Дордцы (Доржиев (1854—1938), по-тибетски: «Наг-дбан-р До-рье»), который был связан с Бадмаевым. Доржиев учился ламаистской теологии у тринадцатого Далай-ламы. В последующие годы он играл двойную политическую роль: поддерживал российскую политическую экспансию в Центральную и Восточную Азию, но гораздо более содействовал укреплению и распространению ламаистского образа мышления в царской России и Западной Европе.
В 1901 году Доржиев получил от Панчен Ламы священные дары, тайные эзотерические наставления и медитации о «Молитве из Шамбалы», которые имели решающее значение для его дальнейшей деятельности. Он нуждался в легендах о погрузившемся царстве Шамбалы севернее Тибета, о сияющих Калки-царях, правивших в некоем Золотом времени, чтобы убедить царя и его политиков в том, что новое воплощение Северной Шамбалы идентично с Россией.
Русскому царю, будущему Калки, предлагали править ламаистско-буддистской федерацией евразийских народов от Бурятии (через Монголию и Китай) до Тибета, потому что дом Романовых происходит от династии Сучандра из Шамбалы.
Значение легенд о Шамбале для образовывающейся мессианской передачи сознания (Sendungsbewusstein) евразийства трудно переоценить. Калачакра-система учит, что с победой армии Шамбалы буддизм распространится по всей Земле и предварит наступающую новую мировую эпоху, в которой явится будущий бодисаттва Майтрейя. Однако необходимо было связать это мистически-мифологическое ожидание, как и православное представление о конце света, и апокалиптические мысли бесчисленных христианских сект с учением Мади российских шиитов и с химерическими надеждами ранних большевиков об осуществлении коммунистического «светлого будущего». Миф о Шамбале образует таким образом до сегодняшнего дня единственное основание одной особо понимаемой евразийской духовности, которая может охватывать и объединять все религии.
Доржиев, организовавший в Петрограде бурятско-калмыкский революционный комитет в 1920-24 годах, говорил о буддизме, как о социал-революционной и эмансипирующей «религии атеизма»: «Буддистское учение способно объединиться с современной коммунистической традицией» — а также о том, что дух Будды Шакьямуни, который был прототипом большевика, снова воплотился в В.И. Ленине. Под большевистским владычеством Россия могла бы превратиться в коммунистическое царство, что заслужило бы название «Высшее место». Усилия своего учителя и инструктора Доржиева после 1909 года продолжил живописец и писатель Николай Константинович Рерих (1874—1947). Только приблизившись к теософии, Рерих вместе со своей женой разработал собственную оккультно-эзотерическую систему на ламаистской основе, которую назвал «Агни-Иога», зерном учения которой является миф о восстановлении царства Шамбалы, как идеологического средоточия евразийской «великой буддистской федерации». У Рериха также не было проблем в распространении своих идей в среде большевиков. В 1918 году он отправляется в западную эмиграцию (в 1920—23 гг. он живёт в США), но в мае 1926 года благодаря помощи американских финансистов он через Ладак и Синкианг возвращается в СССР.
В Москве Рерих был официально принят Георгием Чичериным (комиссаром по иностранным делам, студенческим другом Рериха и приверженцем евразийских идей), женой Ленина Надеждой Крупской, старым другом и «гуру» Агваном Доржиевым, а также комиссаром просвещения Анатолием Луначарским. Рерих передал священную землю с Гималаев для ленинского гроба и Послание Махатм — теософских Учителей Мудрости. Так же как и Доржиев, он выражает убеждение, что Ленин не является, возможно, ещё воплощённым Калки, но, как минимум, является «Огненным Бодисаттвой», который пришел, чтобы подготовить путь новой эпохе, что буддизм и коммунизм, в любом случае, — одно и то же, Будда и Ленин оба благовествуют учение всемирного мира и братства: «Европа будет потрясена в своих устоях объединением буддизма и ленинизма».
Советский генеральный консул в Урумчи (Синкианг) Александр Быстров-Запольский сообщал о замыслах Рериха: «Сегодня ко мне пришел Рерих с женой и сыном. Он рассказал много интересного о своём путешествии. Судя по его рассказам, они изучали буддизм, связаны с Махатмами, часто ссылаются на указания Махатм о том, что надо делать. Кроме всего прочего, они объяснили, что имеют письма от Махатм для т. Сталина и т. Чичерина. Задачей Махатм является осуществление связи буддизма и коммунизма и создание большого восточного объединения республик. В среде тибетских и индийских буддистов существует пророчество, что из-под ига чужеземцев они будут освобождены именно красными из России (Северной красной Шамбалой). Рерих хочет некоторые из таких пророчеств привезти в Москву... Вместе с Панчен Ламой они хотят предпринять некое духовное путешествие, чтобы освободить Тибет от англичан». Рерих, как до того Доржиев, отвернулись при открытой поддержке Панчен Ламы и его панбуддистско-евразийской идеи от личности Далай Ламы, возлагая на него вину за падение авторитета тибетского буддизма. Совместная работа с большевиками была, однако, отложена, когда стало ясно, что шамбальский проект с их помощью осуществляться не будет. В начале 1930 года Рерих ищет финансовой и политической поддержки через воодушевленного теософией министра сельского хозяйства Соединённых Штатов Генри Уолласа Франклина Рузвельта, который ему должен был помочь осуществить модель-колонию Шамбалы под водительством Панчен Ламы в горах Алтая, в области, граничащей с Сибирью, Казахстаном и Западным Китаем. Ламаистски-буддистская религия, марксистско-ленинское социальное учение и американский капитал должны были основать знаменательный эксперимент.
Из этого начинания в 1920 году возникло евразийское движение в эмиграционных кругах в Болгарии и Югославии. Как минимум два главных его последователя: Пётр Савицкий и работавший позже в США в Йеле (Yale) историк Георгий Вернадский — в течение нескольких лет контактировали с Николаем Рерихом и «обнаучивали» некоторые свои основополагающие идеи. Евразийцы расценивали русскую Октябрьскую революцию как результат тяжелой внутренней болезни, элементарное «преобразование основных культурных форм существования». Революция была реакцией России на процесс европеизации и разложения европейской культуры. В результате Россия не принадлежала ни к Европе, ни к Азии, ни к их симбиозу, но образовала собственное органичное замкнутое культурное пространство, которое включало славянские, иранские и туранские элементы — Евразию. Эта Евразия охватывала восточную часть Европы и северную часть Азии, то есть в действительности территорию, прежде принадлежавшую царской России, а затем СССР.
Основным положением евразийцев было то, что Россия— её культурная, религиозная, политическая и социальная жизнь — была тесно связана с восточной азиатской культурой и своё историческое исполнение может найти только совместно с ней. Культура Европы, к которой причастны также западные славяне, напротив, была чужда внутренней русской сущности. Её рациональность привела европейцев к крайнему материализму, «поклонению вещам». Поэтому попытка европеизации царской России должна была неизбежно закончиться катастрофой Октябрьской революции. Наиболее совершенно европейский исторический образ был сформулирован Г.В. Вернадским (1887—1973), профессором Йельского университета (США). Вернадский полностью согласен со своим другом Савицким, что русскую историю нужно рассматривать не только хронологически, но также пространственно и геополитически. Вернадский употребляет для этого выражение «месторазвитие». Россия, конечно, должна осуществлять месторазвитие в Евразии. Чуждые элементы (католическое исповедание, европейское культурное влияние) могут вызвать в России только тяжелые внутренние потрясения и распад. Таким образом, российскую экспансию на восток нельзя рассматривать как «империалистическую», но как исторически предназначенную. Это исторически — теоретическое основание евразийства, которое было разработано преимущественно в двадцатые годы двадцатого столетия, обрело новую жизнь во времена «перестройки» благодаря книгам этнолога Льва Николаевича Гумилёва (1912—1992), сына всемирно известной писательской пары Николая Гумилёва и Анны Ахматовой, сообщающего основные положения из произведений Петра Савицкого и Георгия Вернадского. Влияние Л.Н. Гумилева на современное понимание истории в России очень широко — в больших книжных магазинах страны высятся горы его книг. Университет в Астане (Казахстан) носит его имя.